Государственный чиновник и народный фольклор: о плеоназмах мнимых и подлинных

Мне приходилось встречать в работах историков архивного дела странное сочетание слов письменное делопроизводство. Я спрашивал некоторых из них: “А какое еще может быть делопроизводство, какое делопроизводство без письма, без письменных документов, тем более сто лет назад?” Они соглашались, что другого и быть не могло. Наверное, это словосочетание было вычитано ими из сочинений архивистов прошлого. Но почему же те так писали?

Разгадку содержит Словарь русского языка XVIII века. Вот какие значения существовали у этого слова тогда: “1. Совершение какого-либо дела, деяние, действие. Решился <он> первый в России завести фабрику флеровую... -вадцать лет, не жалея труда своего и иждивения своего, упражнялся он в сем делопроизводстве... Химическое делопроизводство. Посредством химического смешения, растопления, пережигания, растворения, закисания и других химических делопроизводств... 2. Канц. Начало всякого делопроизводства челобитная. Радищев”.

Видимо, второе значение - результат сужения первого. И чтобы в тексте четко отличать делопроизводство во втором значении от всех прочих делопроизводств, авторы прошлого писали канцелярское делопроизводство, письменное делопроизводство. Давно уже первое значение этого слова семантический архаизм, а потому письменное делопроизводство превратилось в плеоназм (под плеоназмом здесь и далее разумею ошибочное соединение в речи слов, лексическое значение одного из которых входит в состав лексического значения другого).

Уже в XIX веке словосочетание письменное делопроизводство продолжало появляться, полагаю, по инерции, традиции. Но сегодня, в эпоху широкой компьютеризации, когда ЭВМ вторгаются в делопроизводство, может возникнуть термин компьютерное делопроизводство (машинное делопроизводство) и произойти реанимация термина письменное делопроизводство, который в этом случае уже не будет плеоназмом. Противопоставленность новой и традиционной форм делопроизводства потребует своего вербального (словесного) отражения и закрепления - называния (номинации) этих форм.

Если бы еще в начале века кто-нибудь написал государственный чиновник, читатели были бы немало удивлены и приняли бы это за ошибку, плеоназм. Ведь что в то время и задолго до него значило слово чиновник? В.И. Даль пояснял: “служащий государю и жалованный чином, обер- или штаб-офицер или генерал, хотя высшие чиновники более зовутся сановниками”. Избыточность (плеонастичность) словосочетания государственный чиновник в то время возникла бы из-за присутствия в лексическом значении слова чиновник семы “государственный”.

В 1940 г. вышел четвертый том Толкового словаря русского языка под ред. Д.Н. Ушакова. Здесь чиновник толкуется как слово, имеющее три значения: “1. Государственный служащий (дореволюц., загр.)”, “2. Перен. Человек, относящийся к своей работе с казенным равнодушием, без деятельного интереса, бюрократ (укор.)”, “3. Архиерейский служебник, книга, по к-рой служит архиерей (церк.)”. В третьем значении чиновник скорее омоним к слову чиновник в первых двух значениях. Толкуя первое значение, словарь ошибочно, по-моему, опустил сему “чин”. То же самое проделал с этим значением и Словарь русского языка в четырех томах: “государственный служащий в дореволюционной России и в буржуазных странах”. Точнее оказались Словарь современного русского литературного языка: “человек, состоящий в каком-нибудь чине на государственной службе (в дореволюционной России и за границей)” и Толковый словарь русского языка С.И. Ожегова и Н.Ю. Шведовой: “в России до 1917 г. и в некоторых странах за рубежом: государственный служащий, имеющий чин, служебное звание”.

Все четыре этих словаря отмечают переносное значение слова чиновник. Точнее всех его толкует четырехтомный Словарь русского языка: “Должностное лицо, выполняющее свою работу формально, следуя предписаниям, без живого участия в деле”. Сема “должностное лицо” не упоминается в остальных словарях, там ее заменяет сема “человек”. Но рабочего, крестьянина, библиотекаря, актера, врача, учителя, преподавателя вуза, “выполняющих свою работу формально”, “равнодушно”, “без интереса” вряд ли называют чиновниками: ведь они не должностные лица! А само переносное значение, по-видимому, появилось после 1917 года, когда перестало употребляться это слово в своем прямом значении применительно к нашей действительности.

Интересен вопрос о механизме переноса названия, т.е. возникновения переносного значения у данного слова. Сужение или расширение значения? Метафора? Скорее она. Перенос названия по сходству: качества худшей части чиновничества, обнаруживаемые у должностных лиц нового времени. Чиновник в переносном смысле – слово, стилистически маркированное (отмеченное): эмоционально-экспрессивно окрашенное, а потому не употреблявшееся и не употребляемое в научных и официально-деловых текстах.

Вспоминаю недоумение внимательных читателей газеты “Правда”, когда в ней при жизни Сталина, в самом начале 50-х годов, появилось официальное сообщение, что из-за халатности “чиновников МИДа” “агент ЦРУ” Анна Луиза Стронг проследовала через территорию СССР в КНР. Оставалось неясным, в каком из двух значений употреблено слово чиновник. В первом? Тогда это сигнал к возврату называния чиновниками государственных служащих, имеющих служебные звания (их имели мидовцы, а также сотрудники некоторых министерств и органов прокуратуры, была у них и форменная одежда). Во втором? Но в таком случае необычным было присутствие в официально-деловом тексте экспрессивно-эмоционально окрашенного слова (кстати, американская журналистка Стронг не первый год была знакома с Мао Цзэдуном и не раз посещала Китай еще до создания КНР).

Вот уже несколько лет, как слово чиновник употребляется в новом значении, которое можно определить так: “должностное лицо, занимающее невыборный пост в государственном, партийном, профсоюзном аппарате”. Это следствие расширения значения: исчезли семы “чин”, “государственная служба”. В 20-30-е годы о таких говорили аппаратчики, партаппаратчики. Теперь говорят государственные чиновники, партийные чиновники, профсоюзные чиновники. Б.Н. Ельцин заметил о желании Геннадия Зюганова вступить с ним в дискуссию: “Мне не о чем с ним дискутировать. Что нового можно узнать из этой дискуссии? Я хорошо знаю всех этих бывших и нынешних партийных чиновников, всех этих неудачников из числа номенклатуры...” (“Известия”, 29.06.96).

Телеведущая Татьяна Худобина сказала в программе “Вести” (12.07.96), что “партийные чиновники приватизировали свои прекрасные квартиры”. Михаил Любимов спрашивает: “Может ли государственный чиновник или выборное лицо ехать по приглашению некоего концерна в Ниццу?” (“Московские новости”, 1995, N 22). “Растущие экономические и финансовые возможности дельцов подпольного и легального бизнеса приводят к возрастанию масштабов подкупа государственных чиновников” (Политологический словарь. Ч. I. М., 1994, с. 116).

Интересно, что чиновник (в новом значении) употребляется нашими журналистами и в рассказе о других государствах. Вот только три примера: “...один факт японских рядовых налогоплательщиков потряс - оказалось, что в целом по стране местные бюрократы тратят на ублажение “центральных” государственных чиновников колоссальную сумму...” (“Известия”, 5.10.95); “Ким Чен Ир, пишет журнал, возлагает ответственность за тяжелое положение с продовольствием на правительственных и партийных чиновников” (“Известия”, 21.03.97); “В последние недели китайская пресса принялась бичевать морально разложившийся элемент среди чиновников партгосаппарата” (“Известия”, 26.09.95). Фазиль Искандер в “Известиях” (30.12.95): “Я бы выпустил такой первый указ: снизить всем государственным чиновникам зарплату ровно настолько, чтобы никакие шахтеры, никакие учителя не бастовали”. В книге “Политология: энциклопедический словарь” (М., 1993) в статье “Чиновник” так толкуется это слово: “государственный служащий”. Однако при таком понимании плеонастично словосочетание государственный чиновник, употребленное в другой статье этого же словаря на стр. 113. И лишается смысла словосочетание партийный чиновник. Или получает не тот смысл, который в него вкладывают: ведь, прибегая к нему, не имеют в виду государственного служащего, состоящего в партии.

Образовалась лексико-семантическая группа (ЛСГ): чиновник, государственный чиновник, госчиновник, государственный служащий, госслужащий, партийный чиновник, профсоюзный чиновник. Слово чиновник в новом значении стилистически нейтрально. Административно-правовым термином не стало, как не стало и слово губернатор, которое используют в неофициальной речи, называя так должность главы областной (краевой) администрации и лицо, занимающее эту должность. Между словом чиновник (в новом значении) и остальными членами данной ЛСГ родо-видовые отношения, т.е. чиновник - родовое название: например, всякого государственного служащего можно назвать чиновником, но не всякого чиновника - государственным служащим. Государственный служащий - видовое название.

В терминах лингвистики чиновник - гипероним, а все остальные члены этой ЛСГ - согипонимы. Стало быть, в результате расширения значения слова чиновник появилась возможность его сочетания со словами государственный, партийный, профсоюзный. Иногда можно прочесть или услышать, как президента называют чиновником, государственным чиновником. Это неверно. Должность президента выборная, а сам он - выборное должностное лицо. Кстати, и губернаторов, ставших таковыми в итоге выборов, неверно называть чиновниками. Итак, государственный чиновник - мнимый плеоназм в сегодняшнем языке (в синхронии). Но употреблять это сочетание применительно к дореволюционному времени ни в коем случае не следует: это антиисторично, это речевой анахронизм, т.е. “употребление слов или выражения, не соответствующего лексическим, фразеологическим и т.п. нормам данной эпохи” (О.С. Ахманова. Словарь лингвистических терминов. М., 1966). Вот пример такого анахронизма. Автор пишет о царской России: “...упрощенная структура управления, минимальное число госчиновников, институт судов присяжных, гарантированная свобода передвижения граждан, отсутствие унизительного правила прописки...” (“Кентавр”, 1995, N 4, с. 23).

В отличие от сочетания государственный чиновник сочетание народный фольклор, нередко встречающееся в печатной и радиоречи, - чистой воды плеоназм: сема “народный” находится в лексическом значении слова фольклор. Возможно, сторонники этого сочетания, признавая народ как этнос единым, считают народом в социально-экономическом смысле лишь крестьян и рабочих. Думающим так возразил еще в 60-е годы Евгений Евтушенко: “Но вот идет на цыпочках Уланова, / И это тоже для меня народ”. И, конечно, столь же чистый плеоназм - незаконные бандформирования, появившийся с началом войны в Чечне. Кто видел законные бандформирования? Бандитизм - уголовно наказуемое деяние, т.е. преследуемое законом. Как же могут формирования бандитов, т.е. людей, занятых бандитизмом, быть законными? Но ведь пишут и говорят же. Вот только один пример: “...с незаконными бандформированиями уже вполне могут справиться части 58-й армии и внутренних войск...” (“Известия”, 26.06.96). Не исключено, незаконные бандформирования - плод контаминации сочетания незаконные вооруженные формирования и слова бандформирования. Но это объяснение не оправдание, не реабилитация плеоназма. Защитники тоталитарного режима так позволяли себе обращаться с языком: “...это уже не просто обывательское злопыхательство, а самая настоящая преднамеренная клевета на советское государство, нашу экономическую политику...”, “...это еще и преднамеренная клевета...”, “Повесть Г. Владимова - вполне осознанная, заведомая клевета...” (“С чужого голоса”. М., 1985, с. 83, 86, 95). Так говорящий своим голосом автор понимал клевету, не ведая, что сема “преднамеренная (осознанная, заведомая) уже находится в лексическом значении этого слова рядом с семами “ложь” и “порочащая кого-нибудь или что-нибудь”.

Народный фольклор, незаконные бандформирования, заведомая клевета никогда не лишатся статуса плеоназма, лексико-семантической ошибки. Как и засоряющие речь журналистов совместная встреча, совместное соглашение, совместный союз. Вот один пример из этого ряда: “...Вук (Драшкович. - Э.Х.) ... добился подписания совместного договора между СДО, Демократической партией и Гражданским союзом...” (“Известия”, 25.02.97). Это все равно что сказать: “Маша и Петя совместно поженились, и на их совместной свадьбе гуляло все село”.