ЗАНИМАТЕЛЬНАЯ, НО СОВСЕМ НЕ ЭТИМОЛОГИЯ

С.ЕВГРАФОВА

Научно-популярных книг для детей не может быть слишком много: ведь сколько детей – столько и тропинок, которые могут завлечь ребенка в царство познания. И, наверное, особенно ценны книги, перебрасывающие мостик из мира обыденной любознательности, столь свойственной любому ребенку, в мир школьных предметов. Именно к этому роду книг относится и книга В.ВОЛИНОЙ «Этимологический словарь» из серии «Хочу все знать!» (СПб.: Дидактика плюс – Зенит, 2000), адресованная школьникам младших и средних классов.
Правда, скажу сразу, меня несколько насторожило, что в списке использованной литературы много сугубо популярных изданий и при этом отсутствуют издания действительно научные – специальные статьи и словари, такие, как знаменитый и до сих пор не устаревший четырехтомный «Этимологический словарь русского языка» М.Фасмера (М.: Прогресс, 1964–1973; переиздан в 80-е годы) и многотомный «Этимологический словарь славянских языков» под редакцией О.Трубачева (М.: Наука, 1974 и далее). Насторожило, потому что этимология – это та область знаний, в которой профан не может отличить обоснованную гипотезу от красивой, но несерьезной, а любой лингвист, с должным почтением, кстати сказать, относящийся к использованному В.Волиной «Историко-этимологическому словарю» П.Черных, оценивает профессионализм пишущего об этимологии в первую очередь по наличию ссылок и обращений к словарю Фасмера: с Фасмером можно спорить, но не знать, не упоминать его нельзя.
Настораживает в «Этимологическом словаре» В.Волиной и вступление. Автор пишет:

В этимологии прекрасно уживаются логика и фантазия. Есть этимология научная, основанная на фактах и серьезных гипотезах, а есть народная, допускающая самые невероятные с точки зрения науки предположения и ассоциации. Часто они противоречивы, а бывает, что разные пути приводят к одному результату, и это тоже здорово и интересно.
Что же получается: дескать, все версии равны, так что дерзайте, дети, гадайте на кофейной гуще – и вам может открыться истина? Не лучше ли было начать словарь с рассказа о том, что такое научная этимология, какими методами она пользуется, чем отличается от народной? Разве не нужно ребятам узнать что-нибудь о родстве славянских языков между собой, об их связях с другими языками – балтийскими, германскими и прочими индоевропейскими, об их соседях, о проблеме заимствования слов?
Боюсь, что автор отказался от идеи разъяснения этих понятий не из-за сложности предмета, с которым неплохо справлялись многие (например, автор переведенной с английского «Книги о языке» У.Фолсом или авторы соответствующих разделов тома «Языкознание. Русский язык» в энциклопедии для детей издательства «Аванта+»), а из-за поверхностного знакомства с предметом. Иначе откуда бы в статье «Жаба» взялся такой алогичный пассаж?

Очень убедительна версия, связывающая название этого земноводного с болотом – преимущественным местом его обитания. По происхождению это слово было звукоподражанием (кваканью, а быть может, и просто болотным звукам). Индоевропейская основа guebh- означала «скользкий», «студенистый».
Так в чем же заключается версия о связи жабы и болота? Я как лингвист хотела бы увидеть хотя бы намек на фонетическое сближение двух упомянутых корней и узнать, в каком языке оно имеется. Звукоподражание мифическим болотным звукам – это уже другая версия! А связь с индоевропейской основой – третья! Для сравнения: скучный М.Фасмер называет всех славянских родственников жабы, приводит праславянскую реконструкцию этого слова, упоминает фонетически родственные слова из древнепрусского, древнесаксонского, средненидерландского и средненижненемецкого языков (большинство из них значат «жаба», но есть и другие значения – «налим» и «влажная масса»). К слову сказать, М.Фасмер никоим образом не сопоставляет жабу и жабры, а В.Волина упоминает эту сомнительную гипотезу в одном ряду с предыдущими.
Столь некритический отбор информации опасен в издании, ориентированном на детей. Любой учитель (а Валентина Васильевна Волина представлена читателям как известный педагог) должен заботиться о том, чтобы дети, склонные воспринимать печатное слово как абсолютную истину, получали не просто интересную, но еще и совершенно надежную, проверенную информацию. Я глубоко убеждена, что детям нельзя сообщать «временные» истины, облегченные до степени полного искажения. Облегчать можно и нужно форму, но не содержание.
При этом сам словарь несомненно увлекателен, статьи написаны живо и наполнены всяческими любопытными сведениями – впрочем, совершенно не этимологическими. Вот, к примеру, что рассказывается в одной из статей словаря.

ЕХИДНА

Имя этого зверя восходит к греческому echidna – «змея». Древнерусское слово ехидна (с XI в.) также означало «змея», «гадюка». Да, ясно, что за добрый нрав так не назовут.
Дело в том, что ехидна и утконос – единственные на нашей планете ядоносные млекопитающие. Самцы наделены от природы костяными шпорами, которые покрыты кожей, словно чехлом, но острые концы торчат наружу и могут больно уколоть. Мутная ядовитая жидкость вытекает по каналу, пронизывающему шпору насквозь.
Как тут не вспомнить про ядовитую змею! Недаром о зловредном, язвительном человеке говорят ехидный или просто ехидна, ехидина.
Собаки, бесцеремонно обращаясь порой с ехиднами или утконосами, натыкались, случалось, на ядовитую шпору и довольно быстро умирали.
Иглы отлично защищают ехидн, как и ежей. Так же, как и ежи, сворачиваются они в колючий шар или же быстро роют землю мощными когтями и вмиг закапывают себя, когда оказываются в опасности. У ехидн рост малый, а сила не по росту велика: оторвать их от земли, когда они в нее вцепляются всеми четырьмя когтистыми лапами, нелегко.
Один зоолог запер как-то ехидну в своей кухне на ночь. Наутро он пришел в ужас: вся кухонная мебель – тяжелый буфет, стол, шкафы, стулья – сдвинуты с места, от стен к середине кухни, словно поработал здесь не маленький зверек, а медведь.
Немало времени проводят ехидны за туалетом. Природа наделила их особым «гребнем»: второй палец задней ноги имеет зазубренный коготь. Им зверьки чистят свою шкуру.
Кстати, ехидны, как и их родственники утконосы, являются одновременно и яйцекладущими, и млекопитающими. В этом редком сочетании мы видим приметы той эпохи, когда наши далекие предки (первая дарвинистская ассоциация, которая возникала у меня при чтении, – это пресловутые обезьяны, а уж какие ассоциации возникнут у младшеклассников, не осведомленных о теории эволюции, я и представить не могу. – С.Е.) уже покрылись шерстью и стали кормить детенышей молоком, но не утратили и некоторых черт своих прародителей — пресмыкающихся: по старой традиции продолжали нести яйца. Появляющиеся на свет зверьки с клювами имеют в верхней челюсти яйцевой зуб – своего рода «консервный нож», которым природа наделила детенышей, рождающихся из яиц со скорлупой. (Ведь ехидна – млекопитающее из отряда яйцекладущих.)

Не правда ли, статья выглядит очень мило? Но мне как филологу не хватает в ней упоминания о древнегреческой мифической Ехидне (Эхидне), полуженщине-полузмее, родившей от свергнутого Зевсом в Тартар стоголового Тифона ужасного двуглавого пса Орфо, адского пса Кербера (Цербера), Лернейскую гидру и Химеру. Биологию я, конечно, знаю только в объеме средней школы, которую окончила в 1976 году, но меня смущает отсутствие упоминания о том, что ехидна – животное преимущественно австралийское (некоторые виды, как можно узнать даже из однотомного «Советского энциклопедического словаря», водятся в Тасмании и на Новой Гвинее), что пресловутые яйца она укладывает в сумку, где и подрастает впоследствии вылупившийся из яйца детеныш... Биолог-профессионал об этом написал бы обязательно!
В общем, представление информации о словах и вещах, ими называемых, в словарных статьях носит случайный характер: что под руку автору попалось; главный критерий отбора – занимательность, а вовсе не познавательная полезность, как следовало бы ожидать в издании для школьников. Уже одно это сводит на нет все достоинства словаря!
Но есть в нем и откровенные ошибки, неприличные даже в том случае, если вина за них лежит на корректоре. Так, в статье «Белка» читаем:

Белка – это древнерусское образование от слова въла(я). «А разве белка белая?» – спросите вы.

К сожалению, детям, которые прочтут такое, вряд ли придет в голову спросить, почему вдруг на древнерусском языке белый выглядел как въл(ый). И не узнают они, что имелось в виду написание через ять, а в вместо б вкралось при неаккуратном переводе латинской транскрипции в привычную кириллическую запись.
Скучному Фасмеру понадобилось установить связь между общеславянским словом веверица, означающим того же зверька, и собственно русской белкой. Он признал наличие этой связи, установив, что в Лаврентьевской и Ипатьевской летописях под 859 годом встречается наименование А вот из «Этимологического словаря» В.Волиной и не узнаешь о существовании слова веверица, равно как и о том, что нередко определение постепенно вытесняет старое название предмета. Зато написано, что белки не могут жить без движения и потому в неволе их держат в специальных клетках с колесом, а выражение вертеться как белка в колесе относится «прежде всего к вашим мамам, которые и в самом деле похожи на постоянно хлопочущих белок». Очень трогательно – но только при чем тут этимология?
Не буду множить примеры очаровательных неточностей и откровенных ляпов, скажу лишь, что с детьми нельзя заигрывать, их надо уважать. В этом и заключается, на мой взгляд, главный секрет педагогики.