С Новым годом!

В том году администрация нашей школы решила не приглашать Деда Мороза со стороны. Возможно, это было связано с тем, что школьный фонд истощился после покупки новых парт и унитазов. А может, слишком свежи были воспоминания о недавнем утреннике, на котором актеру, изображавшему Кощея, дети порвали длинный черный плащ. Очень некрасивая была история...
В общем, решили найти Мороза среди педагогов. Мужчин, как водится, в школе не много. И этих немногих завучи отлавливали в коридорах и припирали к стене своими могучими бюстами.
– Сергей Николаевич, будете Дедом Морозом?
Седенький, кроткий, как ангел, физик страдающе блуждал глазами и тихо стонал:
– Каким Морозом? Мне год до пенсии остался!..
Пузатый кучерявый физкультурник краснел и возмущался:
– Это значит – подарки им давать, да? И пятому «А» – тоже? Пусть они сначала прыгалки купят! Пять прыгалок порвали, гаденыши!
Учитель труда с суровым прозвищем Наждак ничего не сказал. Только дернул головой и так жутко хохотнул, что завуч сразу отступила.
Остались двое: школьный психолог Андрей и я, учитель рисования. Завуч по воспитательной работе Марина Владимировна нашла меня в курительной. Переступив порог, скривилась, замахала руками, разгоняя табачный сизый дым.
– Как в газовой камере! – заявила она и как-то по-офицерски шагнула ко мне. – Ну что, Михалыч? Спасешь школу?
Я тут же все понял, но зачем-то придал лицу озадаченное выражение.
– От чего я должен ее спасать?
– Деда Мороза нет. Никто не соглашается. Ты – наша последняя надежда. Соглашайся, Михалыч! Мы тебе такую Снегурочку подыщем!.. Из старшеклассниц. В десятом «В» такие красотки есть... Видел?
Я горько усмехнулся. Еще бы не видел! Какие из них снегурочки?! В лучшем случае... Не знаю даже, кем они могут быть в лучшем случае...
– Марина, я не хочу быть Дедом Морозом.
Завуч потемнела лицом, поджала губы.
– Не хочешь... А кто хочет? Мне, что ли, это надо? За такую зарплату бегать и мужчин уламывать. Между прочим, Софья Абрамовна, математичка наша, тоже не хотела, а вот пересилила себя и теперь будет играть.
– Кого? – удивился я.
– Матушку Метелицу.
Я рассмеялся. Марина испытующе на меня посмотрела, махнула рукой и сказала:
– Ладно, дай хоть сигарету.
В конце концов Мороза согласился сыграть психолог Андрей, щуплый молодой человек с волосами, собранными в лошадиный хвост, и с серьгой в ухе.
Началась предновогодняя сумятица. Дети разучивали жалобные песенки про елочку. Классы наполнялись обрезками фольги и цветной бумаги. С каждым днем глаза педагогов горели все ярче и безумнее.
Меня таки принудили поучаствовать в празднике, дали роль Лешего. К счастью, текста там было не много. По сценарию Леший выходил из леса навстречу Маше и Ване, которые должны найти и разбудить Деда Мороза, злодейски усыпленного Бабой-ягой. Леший обращался к детям со следующей тирадой:

Ого-го, какие гости
К нам пожаловали в лес!
Пусть помрет Яга от злости,
А помочь я вам готов.

Я спросил у Марины – постановщицы этого новогоднего шоу:
– А где же тут рифма: лес и готов?
Марина толкнула меня в грудь и воскликнула:
– Какая тебе еще рифма нужна?! И так хорош будешь.
Я не стал спорить. Вообще же репетиции проходили весело. Математичка Софья Абрамовна появлялась в белом балахоне и картонном кокошнике, разбрасывала вокруг себя снег и хрипловато декламировала:

Снег кружится, и вертится,
И ложится на поля.
Пусть под белым покрывалом
До весны уснет земля.

Вместо снега Матушка Метелица швыряла в воздух пух из пожертвованной кем-то подушки. Тут выскакивала Марина, мужественно взявшая на себя роль Бабы-яги. Горбясь и стуча метлой в пол, она пищала:
– Не будет у детей Нового года! Не хочу, чтобы они радовались! Вот подсыплю Деду Морозу сонного порошка в кисель, пусть он заснет на сто лет!
Далее следовала почти гамлетовская сцена с усыплением Деда Мороза. Психолог Андрей, отведав киселя, закатывал глаза, хрипел и падал на пол, разметав в стороны рукава и валенки.
– Андрюх, ну ты чего?! – хохотала Марина. – Она же его не отравила, а усыпила только! Попробуй тихо заснуть...
Девочки из второго класса исполняли танец снежинок. Один раз две снежинки подрались прямо на сцене, поспорив, кто должен стоять ближе к публике.
Наконец долгожданный день настал. В подсобке рядом со сценой мы готовились к выступлению. Через стену было слышно, как зал заполняется детьми и преподавателями. Время от времени ребячий визг перекрывал набатный голос какой-нибудь учительницы:
– Первый класс! Головы ко мне повернули! Так, это чей я затылок там вижу?.. Кирилл! Повернись ко мне, чтоб я твои бесстыжие глаза видела!..
– Второй ряд! Или закрываем рты, или Новый год для вас не наступит!
Психолог Андрей в шелковом синем кафтане и разбойничьей шапке, надвинутой на брови, сидел в углу, а Баба-яга Марина разрисовывала его щеки и нос губной помадой. Помада имела неживой, бледно-сиреневый оттенок.
Софья Абрамовна курила перед зеркалом, озабоченно спрашивала у меня:
– Михал Михалыч, скажите как художник: я похожа на Метелицу?
– Безусловно! – отвечал я, прикуривая от ее сигареты.
– А по-моему, я похожа на старую идиотку... – Софья Абрамовна поправила кокошник, по-актерски подвигала лицом и резюмировала: – Ну что же, не уехала вовремя в Израиль – теперь не жалуйся!
Загасив в мыльнице окурок, я тоже начал входить в роль. Взлохматил волосы, набросил на плечи клеенку с приклеенными кусками ваты, взял в руки посох (палку, облитую латексом), подумал: «Хорошо, что борода у меня своя, натуральная». А психолог между тем вытащил из пакета нечто белое, клочковатое и грязное.
– Борода! – хвастливо подмигнул он мне. – Друзья достали!
Резинка оказалась слабоватой, борода соскальзывала с острого подбородка молодого психолога. Я стал помогать подтягивать резинку. В этот момент в подсобку заглянул второклассник Кукушкин. Поглядел на нас и остолбенел.
– Тебе чего? – хмуро спросил я, мучаясь с психологической бородой.
Сглотнув слюну, Кукушкин еле слышно промямлил:
– Директор просила передать Деду Морозу, что мешок с подарками будет за елкой лежать.
– Ладно, спасибо.
Кукушкин не уходил.
– Мы все поняли, закрой дверь, – сказала Баба-яга.
– А кто из вас Дед Мороз? – не без трепета осведомился Кукушкин.
– Скоро узнаешь, – зловеще усмехнулся я.
– О-о-о-ой, – ужаснулся мальчик и скрылся.
Психолог захохотал и чуть не подавился своей бородой.

Начался спектакль. Девочки-снежинки исполнили свой танец под аккомпанемент разбитого рояля. На сцену вышла Матушка Метелица. Из зала донесся звонкий детский голос:
– Здрасьте, Софья Абрамовна!
Метелица вздрогнула. Над хулиганом нависла похожая на Петра Первого учительница из начальной школы.
– Гогин! Это что такое?! Я тебя сейчас из зала выведу!
Гогин струсил, забормотал:
– За что? Я только поздоровался...
Математичка покачала головой и стала выбрасывать перья из целлофанового пакета.

Снег кружится, и вертится,
И ложится на поля...

Психолог Андрей в кафтане и шапке, с измочаленной бородой и мертвенным лицом, говорил глухо и протяжно:
– Снегу-то, снегу навалило! Постаралась Матушка Метелица, сестрица моя двоюродная. Вот поем киселя холодненького, поеду в город, в школу. Надо детям подарки привезти – заждались поди меня. Оставлю пока здесь, в сугробе, кувшинчик с киселем, а сам пойду за мешком...
Едва он исчез, на сцене возникла Баба-яга. Жутко засмеялась, застучала метлой.
– Не будет у детей Нового года! Не получат они подарков!
Младшие классы забеспокоились. Кто-то отчетливо произнес:
– Давайте ей по морде дадим!
Опять грозно поднялась с места учительница, похожая на Петра Первого. Ученики постарше нагло ржали в последних рядах.
Сонный порошок подсыпали в «холодненький кисель». Дед Мороз глотнул – и завалился на бок. Несмотря на весь драматизм происходящего, дети завизжали от восторга.
Спектакль продолжался. Ваня и Маша отправились за Дедом Морозом. По дороге они отгадывали разные загадки, ученики в зале должны были помогать им. Матушка Метелица читала по бумажке, старательно, по-учительски артикулируя:
– Лежал, лежал, да и в речку побежал. Кто это?
Из зала орали:
– Сумасшедший!
– Пьяница!
– А действительно, что это такое? – шепотом спросил я у Марины.
– Снег! – отвечала она, сдвигая накладной нос и почесывая переносицу.
Следующая загадка была про ежа: «Не портной, а всю жизнь с иголками ходит». Зал молчал. Взрослый голос неуверенно произнес:
– Ежик, что ли?
– Нет, наркоман, – негромко сказал я Марине. Она уткнулась в пыльный занавес и мелко затряслась.
Наконец Маша и Ваня с помощью Лешего, то есть меня, отыскали спящего психолога, разбудили его, сыграв на волшебной дудочке, и потом стали вместе с залом звать Снегурочку. Снегурочку играла десятиклассница Вика Виноградова. Она вышла в коротком полушубке с предельно открытыми ногами. Началась раздача подарков. Я от греха ушел в подсобку. Сел на подоконник, придвинул наполненную окурками мыльницу. Закурил. В черном стекле отражался я – усталый, бледный, бородатый Леший. И еще в окне светились кошачьи глаза фонарей, голубели сугробы, шевелился от ветра праздничный мусор в ржавом контейнере. За стеной играла музыка, звенели детские голоса... На столике лежал золотистый цилиндрик губной помады. Я думал: «Ну вот, скоро и конец празднику...»
Докурил, открыл дверь и встал за кулисой. Первоклассники на сцене пели финальную песенку.

Стрелки к полночи подходят,
Новый год стучится в дверь...

Учительница, похожая на Петра Первого, стояла в зале и дирижировала хором, успевая грозить кулаком тем, кто умудрялся баловаться, находясь на сцене. Психолог, зачарованно улыбаясь, покачивался в такт музыке. Баба-яга и Матушка Метелица о чем-то беседовали в стороне. В зале колыхалась густая масса детских голов. Директор милостиво улыбалась в первом ряду.
Снегурочка подошла ко мне и попросила:
– Посмотрите, пожалуйста, я не испачкалась сзади?
– Нет, Вика, все в полном порядке.
– А почему вы такой грустный?
Я взглянул на ее слишком подкрашенное, но все же очень милое юное лицо, неловко передернул плечами, ответил тихо и без всякого выражения:
– А леший его знает, девочка...

Ноябрь 2003 года