Чтобы признать свою ошибку, человеку нужно немалое мужество. Мало осознать свою неправоту, нужно еще при всем честном народе произнести покаянное «извиняюсь»… И, возможно, услышать: «Даже извиниться не может, как полагается!». Дело в том, что норме литературного языка соответствует вежливое «извините»; «извиняюсь», как принято считать, характерно для просторечия. В обиход это словечко вошло с началом Первой мировой войны, в 1914 году. Разница между выражением искреннего, глубокого раскаяния и произносимым при определенных обстоятельствах мало им соответствующим «формальным словесным знаком» ощущалась довольно остро. А.Селищев первым обратил на это внимание в книге «Язык революционной эпохи». Ему вторил в своих заметках «О русском языке» С.Волконский: «Кому не известна формула большевицкой вежливости – “извиняюсь”? Сколько прекрасных русских слов есть для того же самого. “Виноват”. Но разве можно признать себя виноватым? “Простите”. Да наплевать мне, прощаете ли вы меня или нет. А я сам “извиняюсь” – и будет с вас. Ужаснейшее слово и ужаснейшее с ним поведение: прежде вам наступали на ногу и говорили: “Простите”, а теперь вам говорят: “Извиняюсь” – и наступают вам на ногу». Конечно, в этом словечке порой чудится что-то «шариковское». Помните – в «Собачьем сердце» Булгакова? «Помилуйте <...>, как же так без документа? Это уж – извиняюсь. Сами знаете, человеку без документов строго воспрещается существовать». Нас учат, что «извиняюсь» звучит невежливо, так как означает «извиняю сам себя». Но чаще все же за этим словом стоит желание искупить вину. Само слово вина первоначально означало причину, по которой произошло что-то дурное, затем вина стала ассоциироваться с проступком, провинностью. Извинить, как свидетельствует словарь Даля, значило как «обвинить, признать виновным», так и «оправдать» и «простить, отпустить вину, уважить раскаяние». Говоря извините, мы просим на нас не гневаться, не карать за провинность, а извиняюсь – это одновременно и признание своей вины, и желание оправдаться, и упование на «отпущение грехов». Если извиняюсь сегодня вновь обретает вес, то извините как раз превращается в междометие. Мы не только «расшаркиваемся» перед человеком, которому причинили беспокойство, но и заменяем этим словом и традиционное пожалуйста (будьте добры), скажите…, и слова благодарности. Вот мы звоним подруге: «Извините, можно Наташу?» – «Ее нет дома, но я передам, что вы звонили». – «Да? Извините...». Или спрашиваем: «Извините, как пройти на Новый Арбат?» – «Да вы уже на Новом Арбате!» – «А, извините…». Прося у незнакомого человека прощения за беспокойство, можно выразить это и другими словами: «Можно задать вам вопрос? Не могли бы вы сказать мне…? Вас не затруднит мне помочь?». Но «дико извиняться» не стоит, «слишком вежливое» обращение специалисты по речевому этикету считают просторечным. Есть и другой момент: извините во всем мире становится универсальным обращением. Но из-за этого складывается впечатление, что все мы сегодня – без вины виноватые! Может, именно потому, что появилось это этикетное «извините» – не реальная просьба простить за причиненное неудобство, а способ привлечь к себе внимание, – и понадобилось ввести в оборот вместо утратившей смысл тысячи извинений одно весомое извиняюсь, слово, само по себе осуществляющее речевой акт признания за собой вины и просьбы не судить строго. А что до его кажущегося несоответствия норме... Как гласит народная мудрость, чужая вина всегда виноватее… Ольга СЕВЕРСКАЯ, |
|||||
